В центре Минска начала работать выставка живописи сценографа Александра Костюченко — главного художника Большого театра Беларуси. За 10 лет работы в Большом у него не было ни одного провала, только успех. А теперь у поклонников его творчества есть возможность взглянуть на Сан Саныча — именно так, по-домашнему, его звали в театре, с совершенно другого ракурса, не как на сценографа, но как на живописца. Подробнее — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».

Гром небесный

Костюченко ушел из жизни после тяжелой болезни три года назад. И вдруг эта выставка в Городской галерее произведений Л. Д. Щемелева. Экспозиция его живописи, где есть потрясающие, глубокие, философские, эмоциональные работы «Гром небесный», «Тайная вечеря», «Лес познаний»… Смелый цвет.

Выставка не «датская» — организована по велению души Музея истории города Минска (а у каждого музея, несомненно, есть душа) в рамках проекта «Классики — современники». Выставку подготовили музейщики, коллеги художника, его семья, в частности сын — известный скульптор Константин Костюченко. Вечером 6 июля, в день открытия «Посвящения», хлынул такой ливень, что к галерее на улице Революционной подойти было страшно. Но люди шли… по щиколотку в воде. В залах и коридорах галереи, где выставлены картины, планшеты с фото декораций и даже макет оперы «Царская невеста», негде было яблоку упасть. «Этот ливень Сан Саныч устроил, — тихо сказал и грустно улыбнулся дирижер Николай Колядко. — Смотрит с небес: кто же к нему пришел несмотря ни на что…»

Десять лет, до последнего вздоха, Александр Костюченко работал главным художником Большого театра Беларуси. До этого был на таком посту семь лет в театре им. М. Горького. Еще раньше трудился бутафором, художником-скульптором, начальником производства… Глубоко изучил и производство декораций, и технические возможности сцены, считал их безграничными.

В Большом театре у Александра Александровича была большая мастерская. А в нескольких метрах от театра в Осмоловке, под самой крышей жилого дома на улице Киселева, — малая, где он занимался живописью. Однажды ранней весной 2018-го мы с фотокорреспондентом Сергеем Пожогой делали репортаж из Осмоловки и заглянули в малую мастерскую Сан Саныча. В театре у него был выходной день. Мастерская оказалась потрясающей, почти как декорация к театральному представлению. На мольберте — натюрморт. На подоконнике — горшки с любимой геранью. На стенах — картины, деревянные маски, аккуратно развешанная кухонная утварь. В таких мелочах познается настоящий хозяин. В комнатушке было очень тепло, чисто и уютно. Художник сказал: «Мне хорошо работается под музыку, а мешают только звонки мобильного телефона». Сейчас на выставке «Посвящение» я увидела несколько полотен, которые тогда еще были в работе. А одна из картин, «Осмоловка», — это фрагмент его мастерской: полумесяц окна, герань, лимон к чаю и ключ от двери…

Теплое дыхание

И все-таки Александр Костюченко еще при жизни стал классиком не как живописец, а как сценограф.

Профессия труднейшая и не всем художникам подвластная. Не все к ней и стремятся, ибо сценографы чаще всего широкому зрителю неведомы, они в тени актеров и режиссеров, слава их обходит. Однако, когда распахивается занавес Большого театра Беларуси, первое, что видит публика, — именно работу сценографа. Декорации. Точнее, изобразительно-пластический образ.

Костюченко долго готовил, продумывал эти образы, чтобы поймать нерв спектакля, и всегда выходил победителем. Провалов не было. Не было и повторов. Казалось, каждый раз он проверял себя на прочность, находя очень разные и очень емкие, точные изобразительные решения. Поэтому навсегда врезаются в память темное царство, мертвящая слобода в опере «Царская невеста», принаряженная к Пасхе деревенская площадь на Сицилии в опере «Сельская честь», охота нобилей в опере «Седая легенда», призрачные горы в балете «Любовь и смерть»…

Помнится, в канун своего 60-летия во время интервью Александр раскрылся:

— Чтобы понять работу сценографа, прочтите либретто любой оперы, балета и представьте, какие будут кулисы, задник, декорации, мебель… Еще нужно знать всю технологию производства. Попробуйте. После этого спросите, что у меня в голове и чем она наполнена. Я очень долго вникаю в материал. Музыка звучит во мне на протяжении всего времени, пока рождается спектакль. Погружаюсь в эпоху. Хожу в библиотеки, роюсь в интернете. Мучительные поиски образа, фактур, деталей — это кайф. А когда все сделал, начинаются волнения: как макет оживет на сцене?.. Смотрю спектакли глазами зрителя.

На выставке «Посвящение» оперная прима Большого Нина Шарубина стала говорить, как хорошо работать на сцене, которую одел Александр Костюченко: декорации он задумывал масштабными, но при этом делал их добротными, не хлипкими, отзвучивающими. Удобно петь. Вот, оказывается, какие тонкости!

Еще Нина Владимировна добавила:

— Каждая встреча с Сан Санычем в театре была радостью. Казалось, он весь пропитан мягким юмором. Никогда не повышал голоса. Сама доброжелательность. Выхожу на сцену — чувствую его теплое дыхание за спиной…

Большой театр Беларуси был единственной планетой для Александра Костюченко, подходящей ему по масштабу.

Фото с сайта bolshoibelarus.by